Легко ли быть беженцем в Норвегии?

Двухэтажный дом, в котором живёт девять курдов из Сирии, Турции и Ирака, располагается на Hatlestad Terrasse в норвежском Бергене. Это довольно далеко от центра города.

Курды — самый многочисленный народ, лишенный государства. Этногеографическая область Курдистан разделена между Сирией, Ираком, Турцией и Ираном. Исход курдских беженцев из региона длится многие годы. Рабское положение, бесправие, преследования властей заставляют людей искать политического убежища.

Примерный возраст беженцев, которые живут в этом доме — от 20 до 45 лет. Один человек из своих четырёх лет в Норвегии — находится в лагере уже 2 года. Наш друг Али Ватти живет в этом доме 14 месяцев. Все эти годы проходят в тревожном ожидании решения полиции — и чаще всего оно негативное.

Посмотрим, как живут беженцы? Заходя в дом, сразу попадаешь в большой зал с камином, компьютерами, телевизором и тренажером. Из окна открывается вид на залив, долину и горы.

Комнаты напоминают студенческое общежитие — кровать, шкаф, десяток книжек, гитара. На стенах — норвежский и курдский флаги. На одном из флагов значки от благотворительных организайций — Красного креста, Амнести Интернейшнл, Норск Фолкершип… На стенах висят семейные фото.

Всего в доме пять комнат, двое беженцев живут в одиночных, остальные — по два человека. Две ванных. Большая кухня. Длинный балкон. На первом этаже есть помещение со стиральными машинами.

В лагере не очень уютно — ни картин, ни цветов. Ощущение временного приюта, пребыванием в котором каждый тяготится. В общем, условия в лагере хорошие, но психологически находится в нём сложно. Беженцы говорят: «Это рай, в котором нет свободы».

Беженцы могут пользоваться городскими библиотеками и посещать некоторые бесплатные творческие и спортивные занятия, могут участвовать в социальной и политической жизни. Многие работают в правозащите — их можно увидеть на акциях протеста антирасистов, антифашистов, на собраниях и митингах по курдскому вопросу, по проблемам мигрантов, исламофобии, на профсоюзных акциях, среди сотрудников некоммерческих благотворительных организаций. В Бергене есть много феминисток курдского происхождения.

Официального права на работу беженцы в Норвегии не имеют и добиваются его всеми силами. Пособие, которое выдаётся от государство, по местным меркам крошечное. За нелегальную работу беженцев высылают.

Люди, которые привели нас в лагерь, говорят по-русски — Али получил медицинский диплом в Полтаве, Роди учился на инженера-электроника в Одессе.

Каждому попросившему убежище при поселении в лагерь выдают одежду, посуду, средства личной гигиены, постельное бельё и одеяло. Беженец получает право на 250 часов занятий норвежским и бесплатный проездной билет на срок обучения.

Семейных людей в норвежских лагерях разделять не принято. Семейным дают отдельную квартиру или селят в семейное общежитие. Однако каждый норвежский лагерь для беженцев имеет собственные правила.

Кроме курдского дома, в Бергене есть еще десять домов для беженцев (для девяноста человек). Объединение домов называется Ytrebygda statlig mottak. Есть дом для людей из Эритреи и Сомали, для азиатских стран, для палестинцев.

Легче всего Норвегия представляет убежище беженцам из Эритреи, Эфиопии и Сомали. Сомалийцы не ждут убежища более года. Остальным получить убежище горазо сложнее.

Многие, получившие отказ, переходят на нелегальное положение. О жизни норвежских нелегальных эмигрантов в своей книге «Ulovlig norsk"(«Незаконный норвежец») рассказала правозащитница и писательница Мария Амели.

Во многих странах мира положение беженцев ужасно. Обитатели австралийских лагерей зашивают себе рты в знак протеста против ужасных условий содержания в тюремных условиях. Там же, в лагерях Австралии, случаются групповые попытки самоубийства детей-беженцев.

Недавно BBC сделало репортаж про положение беженцев в России. Расистские высказывания чиновника (ныне уволенного К. Полторанина) в сочетании с разбитыми окнами бараков, протекающими потолками и стужей, рассказами о насилии со стороны администрации лагеря — это всё очень контрастирует с положением беженцев на родине Нансена.

Хотелось бы надеяться, что хотя бы в этом столетии что-то изменится в мире и в отношении людей друг к другу. Границы, открытые для товаров и оружия, пока остаются закрытыми для людей. И не всегда понятно, кто же находится в лагере. Только ли беженцы?

Или же всякая государственная граница подобна границе более крупного лагеря — для тех, кто, как и беженцы, не совершал никаких преступлений?