Пленница. Побег или неволя. Часть 19

Милана уже не вела занятия и почти не выезжала из дома, проводя время за чтением, какой-то полезной гимнастикой и домашними делами. Она по-детски ревновала его к работе, к городу, тяжело перенося последние дни нетерпеливого ожидания родов. Она гладила его рубашку, когда он, бодрый, после удачного во всех смыслах трудового дня поднялся к ней на 2-й этаж, обнял её сзади и поцеловал в шею. Она была напряжена, и он спросил, что на этот раз. Держа рубашку двумя руками и подбирая слова, она вдруг заговорила. О том, что боится ненароком все разрушить. Разрушить этот их мир, который создал он. Несмотря на её протесты, что бы она там ни говорила в прошлом, она считает этот мир своим. И боится за прочность и надежность их отношений. Ведь если он, как все мужчины, и как он сам, вдруг вздумает совершить ошибку или что-то изменить, то хватит ли у неё сил, как у него, танка (она так и назвала его — танк), все исправить, и забыть, и жить как раньше. Она боится когда-нибудь стать им и не хочет, чтоб он становился ей, ведь она теперь уязвима, у неё — малыш. И прижала к лицу его недоглаженную рубашку. И он поразился её интуиции, примитивно прикинув, не прокололся ли он где. Приблизительно проследив ход её мыслей, он понял, о чем её беспокойство и обрадовался: наконец-то! Усадив её к себе на колени на кресле-качалке и отбросив рубашку, он успокоил её, выспросив, откуда такие мысли. Она ответила, что видит свои обиды, и капризы, и ревность, и несексуальность. Насчет сексуальности он подтвердил, да, ведь она теперь вроде мадонны с младенцем, а какой же богохульник захочет мадонну. А насчет всего остального — это терпимо и терпеть-то осталось немного, пару-тройку недель. Так и не сказав ни слова о любви, она призналась, что он ей нужен, её устраивают их отношения, и она, наконец-то, боится потерять его. Он даже забыл подумать о том, сколько лет ждал этого признания. Но вот слова произнесены, он качает её на кресле, и у него невыносимо затекают, просто отваливаются ноги от её тяжести.

За последовавшие затем 2—3 недели до родов он всего-то несколько раз поимел сговорчивую Марину, никуда не увозя её, заперевшись с ней в танцклассе или в машине. И пораньше спешил домой, чтоб насладиться трогательной заботой о себе Миланы. Октябрьской ночью она родила мальчика (опять мальчишка! — досадливо подумал он), на родах он, разумеется, не присутствовал — не мужское это дело, приехал утром. Малыш не был ни на кого из них особенно похож, но Милана была довольна сыном. Он не вел себя как сумасшедший папаша, он же не умалишенный, он и в молодости-то таким не был. Она упрекала, почему он не трясется от счастья над малышом, как они с бабушкой. Он мог бы ответить, что он и так отец двоих детей: её и старшего сына, но опасался, что она не поймет шутки. Сказал лишь, что она его хорошо знает, чтоб спрашивать о такой ерунде. Она подтвердила, что да, хорошо знает.

Привезя её домой и наблюдая, как она, постройневшая, но все же слегка пополневшая, кормит сына грудью, он спросил, когда она хочет свадьбу. Не удивившись, она спросила, разве ему так плохо. Он ответил, что любовниками они уже были, теперь он хочет её на законных основаниях, чтоб ей нечем было отговариваться, и грустно прибавил, что её любовник теперь — их сын, который беспрепятственно в любое время сосет её . . .

грудь и лапает маленькими неумелыми ручками. Она запустила в него подгузником и обещала подумать насчет даты.

Через 2 месяца была веселая немногочисленная свадьба в ресторане одного из его торговых комплексов. На его предложение пригласить стриптизерш, она хлопнула его по губам и пообещала показать ему ночью «небо в алмазах», в том числе и стриптиз. Утром перед росписью к ним заехал его сын познакомиться с Миланой и с младшим братом. Рассматривая малыша на руках у бабушки, приехавшей с дедом на свадьбу, не похожий на отца парень заметил, что партнером по футболу тот станет ещё не скоро, после чего Милана сделала вывод об идентичности чувства юмора у отца и сына. Толкнув отца в бок, сын отпустил комплимент насчет молодой жены, Руслан показал парню кулак.

На свадьбе Милана так хорошо выглядела и так красиво танцевала, прижимаясь к нему, что он не мог дождаться окончания церемонии. Малыш спал с её родителями, и уже раздетый Руслан с нетерпением ждал, когда же жена в ванной смоет макияж и осчастливит его. Она вышла в красивом пеньюаре с распущенными из прически волнистыми волосами, свежая и влажная, он немедленно прижал её к двери в объятии и поцелуе. Она опустила руки вниз на его твердое достоинство, быстро подняла тонкую ткань, обвила его одной ногой и направила его орудие в себя. Слившись телами в крепких объятиях, а губами в долгом поцелуе, стояли они, прислонившись к двери ванной, страстно желая друг друга после долгого воздержания, и начинали следующую главу своей длинной непростой истории. Она подняла руки, он стащил с неё пеньюар, поднял на свои бедра, сжав ягодицы. Через несколько минут взаимных фрикций и непрекращаемых поцелуев он застонал и вжал её в дверь.

Улыбнувшись, она произнесла, что планировала в их первую брачную ночь все не так. — А как? — отдышавшись, поинтересовался он. — Не так быстро, — загадочно ответила она и погнала его в душ.

На тумбочках и на полках горели свечи, играла тихая музыка, она во вновь надетом пеньюаре ожидала его, в изящной позе сидя на кровати. Выйдя из ванной, он чуть не поперхнулся от изумления при виде этой романтической картины, с трудом подавив приступ хохота. Она строго посмотрела на него, и он состроил подобающее лицо, понимая, что юная жена воплощает какие-то свои тайные девические мечты о первой ночи с мужчиной, которых он когда-то самонадеянно лишил её. Он застыл у двери, сомневаясь, входит ли его голое и мокрое появление в идеальный сценарий. Она протянула руки, и он присел на постель рядом, усадив её на колени в объятия. Задохнувшись от поцелуев, он зарылся в соблазнительную ложбинку меж её пополневших грудей, кусал через прозрачную ткань мягкие соски. Она скользнула между его ног вниз, села, поджав ноги, и взяла в руки его пока еще небольшой орган. Глядя ему в лицо, она принялась возбуждать его руками, слегка сжимая яички. К обнажившейся розовой головке она приставила язычок и плавно заскользила по ней.

Он закрыл глаза, она опустила свои. Его молодая красивая жена и мать его сына вдохновенно делала ему минет — чего ещё мог он желать от жизни. И завтра, и послезавтра будет то же самое, если, конечно, как она опасалась, кто-то из них не решит разбить гармонию их мира, который создал он. А он не намерен ничего разбивать — он уверен в этом. И ей не даст. Почувствовав силу и желание, он нагнулся к ней, взял в руки её лицо, прервав сладкое занятие, поцеловал и спросил . . .

на ухо, что она там ещё напланировала в эту ночь, чтоб он следовал её планам, а то вдруг он ненароком Она засмеялась и сказала, что хотела бы удовлетворить все его желания. Он потянул вверх её пеньюар и вложил твердый пенис меж её полных грудей, заметив, что всегда хотел этого. Она сдавила его достоинство и потерла грудью, ответив, что знает это. Она серьезно сказала, что хочет измучить его до полусмерти, выпив все его соки. Он признал, что ведьмы всегда так и делают с простыми смертными, и он готов умереть наполовину, если уж ему досталась в жены колдунья. Она толкнула его в грудь, легла на него, предупредив, чтоб он потом не жаловался, и потянулась губами к ожидавшему её подрагивающему члену. Он похлопал её по попке и не спеша развел влажные розовые створки, приоткрывающие путь к истинному наслаждению.

Как сложится дальнейшая жизнь моих героев? Этого не знает никто. Скорее всего, они проживут вместе всю жизнь, испытав и пройдя многое, как и мы все.

К читателям. Здесь многие авторы предупреждают нас, что написанное ими — чистая правда (как-то: «Как я трахнул свою маму» или «Как меня трахали пятеро и я тащилась от этого (и до сих пор тащусь!) «). Написанное мной — голый вымысел, основанный на рассказах моих знакомых, на фактах из их жизни и на собственных жизненных впечатлениях.